Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную дверь балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и,
вслушиваясь в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.
Неточные совпадения
Вместо ответа Раскольников встал, вышел
в сени, взялся за колокольчик и дернул. Тот же колокольчик, тот же жестяной
звук! Он дернул второй, третий раз; он
вслушивался и припоминал. Прежнее, мучительно-страшное, безобразное ощущение начинало все ярче и живее припоминаться ему, он вздрагивал с каждым ударом, и ему все приятнее и приятнее становилось.
— Оставь, кажется, кто-то пришел, — услышал он сухой шепот матери; чьи-то ноги тяжело шаркнули по полу, брякнула знакомым
звуком медная дверца кафельной печки, и снова установилась тишина, подстрекая
вслушаться в нее. Шепот матери удивил Клима, она никому не говорила ты, кроме отца, а отец вчера уехал на лесопильный завод. Мальчик осторожно подвинулся к дверям столовой, навстречу ему вздохнули тихие, усталые слова...
Дойдя до реки Кулумбе, я сел на камень и стал
вслушиваться в тихие, как шепот,
звуки, которыми всегда наполняется тайга
в часы сумерек. Безбрежный океан, сонная земля и глубокое темное небо с миллионами неведомых светил одинаково казались величественными.
Он чутко
вслушивался в ночные
звуки, он лихорадочно поднимался навстречу каждому шороху…
— Полюбит… — сосредоточенно повторил он, и брови его сдвинулись, — он
вслушивался в новые для него
звуки знакомого слова… — Полюбит? — переспросил он с возрастающим волнением.
Разве я не
вслушивалась в каждый
звук его голоса?
В полнолуние я часто целые ночи напролет проводил сидя на своем тюфяке, вглядываясь
в свет и тени,
вслушиваясь в тишину и
звуки, мечтая о различных предметах, преимущественно о поэтическом, сладострастном счастии, которое мне тогда казалось высшим счастием
в жизни, и тоскуя о том, что мне до сих пор дано было только воображать его.
— Позвольте! — сразу прекратив шум, воскликнул дядя Марк и долго, мягко говорил что-то утешительное, примиряющее. Кожемякин, не
вслушиваясь в его слова, чувствовал себя обиженным, грустно поддавался
звукам его голоса и думал...
Не то, чтоб ему было страшно, но он чувствовал, что другому на его месте могло быть страшно, и, с особенным напряжением вглядываясь
в туманный, сырой лес,
вслушиваясь в редкие слабые
звуки, перехватывал ружье и испытывал приятное и новое для него чувство.
Я отдался
в ее распоряжение и стал
вслушиваться в постукиванье молотка, который разыгрывал на моей груди оригинальную мелодию. Левое легкое было благополучно, нижняя часть правого тоже, а
в верхушке его послышался характерный тупой
звук, точно там не было хозяина дома и все было заперто. Анна Петровна припала ухом к пойманному очагу и не выдержала, вскрикнув с какой-то радостью...
Закрыв глаза, он
вслушивался в тишину ночи и ждал
звуков, а когда
звук раздавался, Илья вздрагивал и, пугливо приподняв голову с подушки, смотрел широко открытыми глазами во тьму.
Струны под ее пальцами дрожали, плакали, Фоме казалось, что
звуки их и тихий голос женщины ласково и нежно щекочут его сердце… Но, твердый
в своем решении, он
вслушивался в ее слова и, не понимая их содержания, думал...
Одним словом, жизнь его уже коснулась тех лет, когда всё, дышащее порывом, сжимается
в человеке, когда могущественный смычок слабее доходит до души и не обвивается пронзительными
звуками около сердца, когда прикосновенье красоты уже не превращает девственных сил
в огонь и пламя, но все отгоревшие чувства становятся доступнее к
звуку золота,
вслушиваются внимательней
в его заманчивую музыку и мало-помалу нечувствительно позволяют ей совершенно усыпить себя.
Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл
в них какой-нибудь секрет, — но замечательно то, что каждая дверь имела свой особенный голос: дверь, ведущая
в спальню, пела самым тоненьким дискантом; дверь
в столовую хрипела басом; но та, которая была
в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий
звук, так что,
вслушиваясь в него, очень ясно наконец слышалось: «батюшки, я зябну!» Я знаю, что многим очень не нравится этот
звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, тогда мне вдруг так и запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой
в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майскою темною ночью, глядящею из сада, сквозь растворенное окно, на стол, уставленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!
Наконец, оставив книгу и
вслушавшись внимательно, он понял: девушка, больная воображением, слышала ночью
в саду какие-то таинственные
звуки, до такой степени прекрасные и странные, что должна была признать их гармонией священной, которая нам, смертным, непонятна и потому обратно улетает
в небеса.
Николай
вслушивался и вспоминал то время, когда он был еще маленький, и была жива его мать, и у них собирались гости, а он так же издалека прислушивался к музыке и грезил — не образами, а чем-то другим,
в чем и образы и
звуки сплетались
в одно яркое и мучительно-красивое, и оно извивалось, как разноцветная, поющая лента.
С упоением
вслушивалась она теперь
в передаваемый Наташей старинный обряд обручения дожей с Адриатическим морем. Волны народа… Пестрые наряды… певучая итальянская речь… Гондола, вся увитая цветами… И сам дож
в золотом венце, под
звуки труб, лютней, литавр поднимается
в лодке со скамьи, покрытой коврами, и бросает перстень
в синие волны Адриатики при заздравных кликах народа…
Дойдя до сада, Рябович заглянул
в калитку.
В саду было темно и тихо… Видны были только белые стволы ближайших берез да кусочек аллеи, всё же остальное мешалось
в черную массу. Рябович жадно
вслушивался и всматривался, но, простояв с четверть часа и не дождавшись ни
звука, ни огонька, поплелся назад…